В пуcтом xoлодном дoме, зaбившись в caмый угол кровати, закутанный в дpaное тряпьё, cидел мaльчик лет двeнадцати. За окном разыгралась метель. Свирепые пopывы ветра набрacывались на дом, как будто хотели сокрушить его, стереть с лица зeмли. Незакрытые ставни оглушительно хлопали по стенам. От кaждого такого удара мальчик вздрагивал и ещё теснее вжимался в угoл. Он сидел здесь с самого утра, не зная, что теперь делать и не решаясь выйти на улицу. Голод давно мучил его, но он знал, что в доме нет даже завалящейся корочки хлеба. Мальчик сидел голодный, дрожащий от холода и, со слезами на глазах, вспоминал, как хорошо, тепло, уютно и сытно было в доме, когда были живы отец и мать.
Отец, здоровый, крепкий мужчина, занимался извозом, зарабатывал не-плохие деньги и семья ни в чём не нуждалась. Мать, весёлая хохотушка с ру-мяным лицом и соболиными бровями, занималась детьми и хозяйством. Старшие сёстры – Александра и Женя – бегали в школу, помогали матери по хозяйству, вышивали скатерти красными петухами, вязали носки, варежки.
Алёша, так звали мальчика, был в семье младшеньким и всеобщим лю-бимцем. Отец видел в нём будущего наследника и продолжателя рода, мать и сёстры просто любили его и баловали, чем могли.
Хорошая была жизнь! Тем более страшными были для мальчика все по-следующие события.
В России грянула революция, но, до поры до времени, это никак не отразилось на жизни глухой степной деревни. Люди занимались своими обычными делами так, как будто ничего не случилось.
Потом началась Гражданская война, она докатилась и до их деревни. В ней перебывали отряды всех мастей: красные, белые, зелёные. После них в деревне оставались разорение, виселицы на площади у торговой лавки, голод и страх.
Отец Алёшки остался без работы, мать осунулась и уже никто не слышал её весёлого смеха. Сёстры, почти невесты, при каждом подозрительном шуме прятались в подполье. С того времени и начались беды в Алёшкиной семье.
Как-то ночью в дом ворвались вооружённые люди и заставили отца, под дулом ружья, везти их куда-то. Отец уехал и больше семья его не видела. Сги-нул со свету, как будто его и не было. Мать совсем пала духом, вся почернела, под глазами залегли глубокие тени, появились первые морщины.
Запасы продуктов, которые ещё отец надёжно припрятал, подошли к концу. Семья жила впроголодь.
И тогда пришла новая беда.
Однажды мать собрала их всех в кружок, ласково обняла и, сквозь слёзы, сказала:
- Ну, вот, дети, одним нам никак не выжить. В доме нужен хозяин, мужчина.
Алёшка, ему тогда было десять лет, гордо заявил:
- Я тоже мужчина! Папка всегда так говорил.
- Мужчина, мужчина, - мать печально улыбнулась, обняла Алёшку и крепко прижала к себе, - да только мал ты ещё заботиться о семье. А хочу я вам вот что сказать, дети, - продолжала она, - с завтрашнего дня у вас будет новый папа, он позаботится о нас всех.
Эта новость, как громом, поразила Алёшку. Ничего не говоря, он опрометью убежал на сеновал и проплакал там до самого вечера.
На утро следующего дня в дом вошёл высокий, статный мужчина средних лет. С ним было трое ребят, как потом выяснилось, его сыновья.
Мать Алёшки, заалев всем лицом, засуетилась, приглашая всех к столу. Семья как раз собиралась завтракать. На столе стояла большая миска с дымя-щейся картошкой и поменьше – с кислым молоком.
Мужчина молча выложил из принесённой корзины буханку хлеба, большой круг домашней колбасы, шмат сала и бутылку водки.
Все расселись за столом. Алёшка с изумлением рассматривал принесён-ные вкусности, о которых в доме уже давно забыли.
Дядя Володя, так звали мужчину, разлил водку по стаканам.
- Ну, за знакомство, - сказал он и одним махом опрокинул содержимое своего стакана в рот. Мать чуть пригубила из своего и поставила на стол.
Возникла неловкая пауза. Алёшка набычился, всем своим видом выказывая недовольство. Притихшие сёстры сидели, не поднимая глаз.
Дядя Володя крякнул, сурово сдвинул брови и заговорил:
- Значит так, мы с вашей матерью решили пожениться. Поскольку ваш дом просторнее нашего, будем жить в нём. Это мои сыновья, - показал он на ребят, - Николай, Степан и Владимир. Думаю, вы подружитесь.
Так для Алёшки началась новая полоса в жизни. Вроде бы и неплохо стали жить, не голодно, а только не лежала Алёшкина душа к дяде Володе, а называть его папой, так и вовсе язык не поворачивался. Уж как его мать не уговаривала, Алёшка ни в какую, упёрся и всё тут.
Может, поэтому и отчим так невзлюбил Алёшку и за всякую, даже мел-кую провинность, больно сёк его хворостиной. Мать только молча, украдкой, плакала по углам, а заступиться за сына не смела.
Прошло два года, которые Алёшке показались целой жизнью. Отчим был человек жёсткий, если не сказать, жестокий. Всю семью держал в страхе. Сёстры Алёшкины, как мышки, старались реже попадаться ему на глаза, собственные сыновья не смели даже пикнуть, только Алёшка постоянно дерзил, за что и попадало ему от отчима больше других.
Мать всё время ходила, как пришибленная, сгорбилась, постарела. Куда девались её красота и весёлый нрав? Она, как-то униженно, старалась угодить мужу, робко, заискивающе улыбалась ему.
Алёшка по ночам с тоской вспоминал, как хорошо было в доме, когда с ними был отец. Жгучие слёзы наворачивались на глаза и он горячо шептал: «Папка, папка! Где ты? Почему ты к нам не возвращаешься?! Мне так плохо без тебя, нам всем плохо, папка!».
А потом пришла новая беда.
С наступлением нового 1921 года в их деревню нагрянул тиф. Многих жителей он выкосил в этот год. Не обошёл стороной и Алёшкин дом. Сначала тиф унёс обеих сестёр, а спустя месяц похоронили мать. Алёшка, которому к тому времени исполнилось двенадцать лет, горько рыдал на могиле матери, понимая, что с её смертью оборвалась последняя ниточка с прежней жизнью.
Но он и предположить тогда не мог, какая страшная участь его ожидает.
После похорон матери, справив, по обычаю, поминки на девятый и сороковой день, отчим сказал Aлёшке:
- Я с сыновьями ухожу жить в cвою избу, здесь нам делать нечего, не ровён час, сами заболеем. А ты, щенок, останешься здесь, живи, как хочешь, мне ты и даром не нужeн.
На следующий день отчим с cыновьями переехал в свою избу, забрав с собой всё, что можно было зaбрать.
Так окончательно порушилась Алёшкина жизнь и теперь он сидел в хо-лодном и пустом доме, забившись в угол кровати, голодный, продрогший, всеми брошенный и забытый.
К утру у Алёшки поднялась температура. Он начал бредить, звал маму, отца, сестёр. Метался в жару из стороны в сторону, на мгновение затихал, ко-гда, казалось, что мама кладёт ему прохладную ладонь ему на лоб и что-то ласково ему говорит. Алёшка протягивал к ней руки, чтобы обнять, прижаться к ней, но руки хватали только пустоту. В короткие просветы беспамятства он, чтобы утолить жажду, слизывал иней со стен распухшим шершавым языком.
Три дня Алёшка был между жизнью и смертью, на четвёртый пришёл в себя. Бросил взгляд на пустые промороженные стены, на холодную печь, по-чувствовал резкие голодные боли в животе и понял, что если он сейчас же не выйдет из дома, то умрёт здесь и никто об этом не узнает.
Кое как поднявшись, он, на ослабевших ногах доковылял до двери, вы-шел на улицу. Там всё ещё мела метель, но ветер поутих. От холодного свежего воздуха закружилась голова, к горлу подступила тошнота, Алёшка рухнул в сугроб. Когда в голове немного прояснилось, он с трудом встал на ноги и поплёлся вдоль улицы. Он стучал во все ворота подряд и, сгорая от стыда, просил милостыню. В иных дворах стояла тишина – значит, в живых никого не осталось. В других слышал один и тот же ответ: «Бог подаст».
Алёшка добрёл до дома отчима. Остановился в нерешительности, потом всё-таки постучал в ворота. На стук забрехала собака во дворе. Дверь дома от-крылась и на крыльцо вышел отчим:
- Кого там нелёгкая принесла?! – загремел его голос с крыльца.
- Я это, Алёшка, пустите за ради Христа!
- Проваливай, щенок, не то собаку спущу. Иди, иди отсель, дармоед. Много вас тут ходит.
С этими словами отчим вошёл в дом, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Алёшка обречённо побрёл дальше и сам, не зная как, вскоре очутился за околицей. Оглянулся назад – деревня лежала перед ним немая, притихшая, редко в каком доме вился дымок из трубы.
Глянул вперёд – там простиралась голая степь. Дорога еле проглядыва-лась, метель основательно её замела. Алёшка шёл и шёл вперёд, ели передви-гая ноги, пока обессиленный не ткнулся лицом в сугроб, да так и застыл. Он лежал в полузабытьи, а перед глазами мелькали родные лица матери, отца, сестёр. Ему чудилось, что он в своём доме, где тепло, уютно и весело. Мать хлопочет у печи, отец сучит дратву, а сёстры шёпотом делятся своими девчо-ночьими секретами. И так ему стало хорошо, тепло. Потянуло в сон и, уже за-сыпая, счастливо улыбался. Метель понемногу стала заметать его снегом. Вот уже из сугроба чуть проглядывали контуры его тела, да торчала нога, обмотанная тряпьём.
По дороге мчалась лихая тройка. Сани подпрыгивали на перемётах, но-ровя выкинуть седока в сугроб. Седок, молодой мужчина лет двадцати пяти, в тулупе нараспашку, подгонял лошадей торопясь в соседнее с Алёшкиной деревней большое село, где его уже давно дожидалась мать. Мужчина о ней тоже очень тревожился, время неспокойное, как бы чего не вышло. И он всё подгонял и подгонял коней.
Проезжая мимо места, где, полузасыпанный снегом, лежал Алёшка, кони захрапели и шарахнулись в сторону.
- Что такое?! – воскликнул мужчина, - В чём дело?!
Приглядевшись, он увидел торчащую из сугроба ногу. Выскочив проворно из саней, подбежал к тому месту и стал руками быстро разгребать снег. Вскоре он обнаружил скрюченную фигурку мальчика, на лице которого застыла улыбка. Мужчина рывком поднял Алёшку, прижался ухом к его груди и почувствовал еле слышное биение сердца.
- Ух, ты, слава Богу, жив! Как же ты попал сюда, малец?
Закутав мальчика в тулуп, мужчина погнал свою тройку так быстро, как могли нести кони.
Влетев в село, он направил коней к большому красивому дому. Конюх, завидев тройку хозяина, уже спешил открыть ворота. Мужчин, с необычной ношей на руках, быстро вошёл в дом. Навстречу ему спешила красивая, интеллигентного вида, дама, с благородным одухотворённым лицом.
- Александр, где ты так долго пропадал? Я вся извелась. Господи, а это у тебя что? – воскликнула она, увидев на руках сына ношу.
- Погоди, мама, всё потом. Лучше помоги, мальчонку полузамёрзшего нашёл на дороге, спасать надо.
Мужчина положил Алёшку на широкую лавку, покрытую ковровой до-рожкой, и они с матерью принялись хлопотать над ним.
Алёшка открыл глаза, непонимающе огляделся по сторонам. Он лежал в чистой постели, пахнущей травами, в маленькой, жарко натопленной, краси-вой комнате. Вокруг было тихо.
- Где я? – прошелестели Алёшкины потрескавшиеся губы. – Наверное, уже в раю. Должно быть, сейчас и ангелов увижу.
Но тут открылась дверь и в комнату, вместо ангелов, вошёл красивый, статный, молодой мужчина. Увидел открытые Алёшкины глаза, радостно за-улыбался, протянул к нему руки, как бы намереваясь обнять.
- Ну, что, герой? Оклемался? Вот и славно! А то уж ты, брат, нас совсем напугал, думали, не выкарабкаешься. Ты лежи, лежи, не вставай, - сказал мужчина, увидев попытки Алёшки подняться, - ослаб ты очень. Вот попра-вишься, набегаешься ещё.
В это время опять открылась дверь и в комнату вошла важная дама, такая красивая, что Алёшке она показалась феей из сказки. В руках дама держала поднос и от него тянуло таким вкусным запахом, что у Алёшки закружилась голова, а в животе неприлично заурчало. Улыбаясь, дама присела на край кровати и поставила поднос перед Алёшкой. Там стояла чашка с ароматным куриным бульоном и хлеб с маслом. Дама сама кормила Алёшку из ложечки, ласково приговаривая: «Ешь, миленький, ешь, поправляйся. И не думай ни о чём плохом, здесь тебя никто не обидит».
Выпив немного бульона, Алёшка опять погрузился в сон, блаженно улы-баясь, не веря своему счастью. Когда он во второй раз очнулся, то услышал за дверью неясный шум: хлопали двери, раздавались торопливые шаги.
Алёшка потихоньку сполз с кровати, боязливо приблизился к двери и открыл её. За ней он увидел большую светлую комнату, сплошь уставленную баулами, узлами, тюками. Мужчина и женщина, которые так ласково обош-лись с ним накануне, были одеты по-дорожному. Конюх таскал приготовлен-ные тюки куда-то на улицу.
У Алёшки защемило сердце: «Ну, вот, уезжают, - подумал он, - а я опять останусь один на улице».
В изнеможении он прислонился к косяку, и слёзы ручьями потекли по щекам. Но тут мужчина увидел его и воскликнул:
- Погляди, мама, встал, сам встал! Ай да молодец! А мы тебя до послед-него не хотели будить. Вот, брат, в город перебираемся, в селе нам оставаться дальше небезопасно. Хочешь поехать с нами, а?
Алёшка аж задохнулся от радости. Слизывая языком солёные слёзы с губ, он только утвердительно кивал головой, не в силах вымолвить ни слова. Его напоили горячим чаем с булочками, закутали в тёплые платки, поверх завернули в тулуп и уложили в сани. Обоз из четырёх саней выехал со двора.
В дороге они, наконец, познакомились. Мужчину звали Александром Петровичем, Женщину – Екатериной Николаевной. В свою очередь Алёшка всё поведал о себе. Мать с сыном многозначительно переглянулись, улыбну-лись друг другу. Они всю дорогу до города столько уделяли ему внимания, так были с ним добры и ласковы, что Алёшка не знал, что и подумать, за что на него свалилось такое счастье. Одно его удивляло. Почему они уехали из такого красивого, богатого дома, где осталось брошенным столько добра.
Только много лет спустя он узнал причину переезда в город.
Екатерина Николаевна, сама из дворянского рода, была вдовой известного царского генерала, а Александр был их сыном. В то смутное время им было легче затеряться в городе, Чем каждую ночь ждать погрома. Толпа, она разве разбирается, кто есть кто. Если живут в богатых хоромах, значит, буржуи, а если буржуи, значит, надо громить.
В городе Екатерина Николаевна сняла скромную квартирку. Александр устроился работать на железную дорогу, сама же она пошла в военный госпи-таль ухаживать за ранеными.
Алёшка ещё не совсем оправился от болезни, поэтому целыми днями сидел дома, наблюдая за жизнью города из окна. К приходу Екатерины Николаевны и Александра он готовил нехитрый ужин, ставил самовар. Все подолгу сидели за столом, чаёвничали и делились друг с другом новостями. Алёшка очень любил такие вечера. Сердце его таяло и переполнялось бесконечной любовью и благодарностью к этим людям. Ещё не совсем сознавая, он чувствовал, что обрёл новую замечательную семью. Его только постоянно мучил вопрос, чем он заслужил такую любовь, внимание и заботу с их стороны. Спросить об этом он не решался.
Однажды Александр Петрович показал Алёшке семейный альбом и он увидел в нём фотографию мальчика примерно его лет и чем-то на него похо-жего. На вопрос: «Кто это?», - Александр Петрович ответил, что это его млад-ший брат, умерший от тифа год назад. Потом, помолчав, добавил: «Ты очень на него похож». Теперь Алёшке всё стало понятно.
****************
Немало воды утекло с тех пор. Маленькая семья стойко переживала все тяготы, выпавшие на её долю. Но чем труднее было, тем крепче они держались друг за друга.
Александру Петровичу чудом удалось получить высшее образование, в последствии он стал большим человеком.
Екатерина Николаевна состарилась, но всё ещё не потеряла гордой осанки. Алёшка к тому времени женился, перебрался жить в деревню. Его всегда тянуло к крестьянскому хозяйству. Несмотря на перемены в жизни, связи друг с другом они не теряли. Трепетная любовь и благодарность к двум замечательным людям протянулась красной нитью через всю Алёшкину жизнь и передалась его детям и внукам.
На примере своей жизни он вдохнул в них веру, что во все времена, какими тpyдными они не были, всегда есть место добру, человечности и порядочнocти.
Александpa Чepнышeва